«Как же холодно. И какой чёрт меня потянул пойти погулять в подобную погоду? Совершенно ничего не вижу» - Ди прищурилась, стараясь разглядеть хоть что-то впереди себя, но падающий снег закручивался вихрями, и весь пейзаж превратился в сплошное белое полотно. Львица не видела даже своих лап и периодически приподнимала их повыше при шаге, дабы удостовериться, что они всё ещё её, а не чьи-то чужие. Та холмистая местность, на которой она сейчас находилась, была неузнаваема, поэтому Амади пыталась рассчитать примерное расстояние от того места, из которого она шла, чтобы хоть знать, в какую сторону двигаться. Нужно было попасть в лагерь и хорошенько отогреться. Но все попытки сориентироваться были тщетны.
Тем временем начало темнеть. Тяжёлые тучи, перекрывающие небо, не давали взглянуть на солнце и определить время. Но даже по общей темноте, навалившейся на землю, стало понятно, что ночь вот-вот откроет свои объятья и поглотит всё живое. А на утро многое из этого живого прежде живым быть перестанет. И подобная перспектива львицу вовсе не радовала, так как прожила она ещё слишком мало, дабы умирать так скоро. В голову совсем не вовремя лезли мысли о том, что хорошо бы поесть и поспать, дразня и без того изнеможённое долгой ходьбой тело. Сколько она шла в этой непроглядной белой буре? Час, а может и два. Снег завалил всю округу ещё в прошлом месяце, и уже тогда передвижение было не слишком приятным занятием. А сейчас этот слой утолщался на пару десятков сантиметров, и львица уже не просто шла, а практически подпрыгивала, неуклюже приземляясь в глубокий мягкий настил. Дыхание давно сбилось, и теперь из горла вырывался лишь тихий хрип и клубы пара, которые, казалось, замерзали сразу же, только выйдя из горячего плена тела. Иногда Ди останавливалась, чтобы немного передохнуть и снова пытаясь увидеть хоть один ориентир. Её рост играл с ней злую шутку. В таком глубоком снегу ей приходилось совершать намного больше усилий, дабы сделать хоть шаг, чем обычному среднестатистическому льву. И это повторялось каждую зиму уже на протяжении четырёх с половиной лет. С каждым годом зимы становились всё суровее, а снега выпадало всё больше. Его слой рос вместе с Амади.
«Я не чувствую своих лап. И всего тела тоже» - ледяной ветер острыми иглами впивался в бока, раздирая их на кусочки. Казалось, будто чьи-то когти беспрерывно оставляют на ней рваные раны, кровоточащие и болезненные. Завывания этого грозного противника перекрывали все остальные звуки. Ди с надрывом сделала ещё один прыжок в высоту, замечая впереди нечто чёрное. Это выглядело так, будто в одном месте разверзся сам воздух, спасая львицу от полного обледенения. Но фантазировать ей сейчас вовсе не хотелось, поэтому Ди предположила, что это пещера – надёжное укрытие. В прищуренных, слезящихся глазах вспыхнул огонёк счастья, и скорость прыганья по снегу сильно увеличилась. Мысль о том, что сейчас ей предстоит отогреть свои отмёрзшие конечности, немало радовала.
Одно неосторожное движение и клубок из лап и хвоста покатился вниз с небольшого склона. Мягкое приземление было обеспечено, поэтому львица быстро поднялась, пытаясь отряхнуться от налипшего на шерсть снега. От этого небольшого полёта стало ещё холоднее и, соответственно, желание добраться до пещеры увеличилось так же. Не задумываясь больше ни о чём, Амади дошла до пещеры, с твёрдым намерением ворваться внутрь. И уже почти на самом входе её осенила мысль о том, что в подобную бурю уютное убежище могло приглянуться не только ей. Мгновенно затормозив, львица подобралась как можно ближе и постаралась уловить запах опасности и чужих. На это ушло немало времени, так как сбивающий с ног ветер и снег не давал ей сосредоточиться. Но через некоторое время принюхиваний Ди потеряла терпение. Более стоять под шквалом ей не хотелось, поэтому гибкое тело незаметно проскользнуло во мрак.
Внутри  никого не было и это стало новостью хорошей, но, тем не менее, не долго задержавшийся в усталом мозгу Ди.  Забравшись поглубже, большая кошка устало повалилась на каменный пол и шумно выдохнула. Тут было намного теплее, чем снаружи. Конечности не двигались, обмёрзнув тоненькой коркой льда, которая стала понемногу подтаивать.  Прикрыв глаза, львица думала о том, что бы можно было найти съестного в этой глуши, и с тоской признавала, что поесть ей этой ночью не удастся. «Придётся остаться здесь на ночлег. Снова пытаться выбраться куда-то в такую метель неразумно. Скорее всего, я просто сверну себе шею, свалившись с какого-нибудь склона, как наша покойная Королева. Или просто заблужусь в этой тьме. Нет, остаться здесь будет лучшим решением». Амади перекатилась на живот, сложив перед собой лапы и положив на них голову.
- Что за день такой?

Слабый отголосок света пробивался в самую глубь, высветляя лишь один маленький кусочек на противоположной стене пещеры. Этот свет был тусклым, почти незаметным, прозрачным. От него не было никакого толку, кроме того, что она могла разглядывать бесцельно выпуклости в камне, скучающе переводя взгляд то на один, то на другой участок. Стена пещеры была неизменно серой, но кое-где с потолка свисали желтоватые, засохшие травы, которые расцветали во всей красе летом, когда редкие лучи солнца всё же пробирались сюда и наполняли их листья живительным светом. Это были порождения тьмы, не требующие ничего для своей жизни, но и не дающие ничего другим. Одинокие, забытые, но не менее счастливые от подобного существования, не наполненного отяжеляющим смыслом. Лишь тишина была их собеседником. С ней не возникает проблем или споров, но и счастливых моментов нет. Хороша ли такая жизнь?
Впрочем, иногда её взгляд перемещался на тот источник, из которого пробивался свет. Далёкое пятно, выход из пещеры. Метель становилась всё сильнее. За бесконечным потоком снега не было видно абсолютно ничего. Но под действием ветра снег закручивался в маленькие вихри, проносящиеся мимо причудливыми завитками. И наблюдать за ними было сплошным удовольствием, пока глаза не уставали от этой кутерьмы. Тогда львица снова обращалась к неподвижной стене. Для этих передвижений ей даже не требовалось поворачивать головы, только глаза. Услышав какой-то шорох, она мигом прижималась как можно плотнее к земле и вглядывалась в зияющее окошко, но обыкновенно это были лишь мелкие зверюшки, которые бродили в поисках ночлега и натыкались на хищницу, неподвижно лежащую в пещере и сверкающую глазами. Они были настолько малы, что львица даже не доставляла себе труда протянуть вперёд лапу и прихлопнуть одну из них. Голод они бы не утолили, а только лишь раззадорили этого опасного зверя, которого стоило бояться намного больше, чем всего остального. Привыкшая к продолжительным голодовкам львица спокойно могла обойтись и без этих малышек в своём желудке. Поэтому она давала им спокойно убежать в свои тайные подземные норки или снова метнуться в холодные объятья пурги. Некоторые из них давали себе смелость улечься на приличном расстоянии от львицы, в надежде на благосклонность оной, однако одного злобного взгляда хватало, чтобы и они убрались восвояси.
Холодный ветер всё же задувал сюда иногда, меняя своё направление, и тогда шерсть львицы вставала дыбом, пытаясь сохранить тепло. Одинокий порыв раздувал её гриву и болезненно ударялся о каменную стену пещеры, растворяясь в воздухе. Раз за разом осязала она эту невидимую картину, спасаясь от скуки в наблюдении. Она не любила одиночества. Взращённая в большой компании, никогда не промышлявшая играми в одиночку, львица чувствовала себя некомфортно, когда оставалась совсем одна. Она чувствовала, как тьма и тишина давят на неё непосильным грузом и от этого в голове рождались мысли страшные. Они заставляли львицу зажмурить на пару секунд глаза, чтобы позволить отогнать себя в сторону, но вскоре снова возвращались. В подобные минуты ей казалось, будто ничего и никого больше не существует на свете, кроме страха и тьмы. Конечно, она уже переросла тот возраст, когда дети боятся темноты и прочих глупостей. Но что-то всё ещё оставалось в памяти. Болезненное и пугающее своей неизвестностью.
Запах, еле уловимый, но всё же такой явственный ударил в нос. Резкое движение и тело мгновенно придвинулось как можно ближе к стене. Холодный камень опалил задние лапы и хвост, но она не обратила на это внимания, охваченная образом, внезапно появившемся в проходе наружу. Она всё ещё нечётко могла обрисовать его в угасающем вечернем свете. Это, без сомнения, был лев. Довольно крупный, насколько она могла судить с такого расстояния. Но, как это не было странно, львица не могла определить, знает она этот запах или же ей кажется. Это испугало её на мгновение, так как она не могла понять, почему обоняние внезапно исчезло в этом месте. Возможно, это было наваждение, которое приведёт её к драке или же к чему-то более приятному. Но раздумывать об этом не было времени, так как фигура не задержалась на пороге, а двинулась вперёд, прямо вглубь пещеры. Львица держала уши прижатыми, отчаянно внюхиваясь в воздух и стараясь распознать запах, пока лев не подошёл слишком близко. Чего можно было ждать от него? Решит ли он напасть, чтобы выгнать её из убежища, или же составит компанию? Она не могла знать этого наверняка, так что сразу приготовилась к бою. Долгое путешествие по снегам вымотало её, поэтому применять сейчас физическую силу львице не хотелось. В мозгу копошилась лишь одна надежда на то, что незнакомец устал точно так же, как и она и не станет совершать глупых поступков.
- Амади? – услышав своё имя, львица немного расслабилась, понимая, что это не может быть кто-то чужой. - Это ты?
Львица привстала, наконец оторвавшись от земли, и заглянула в темноту. Пару секунд тишины и она сделала неловкий шаг вперёд, вдыхая знакомый запах. Она узнала его только сейчас, когда лев находился всего в паре метров от её носа. Свалив всё на непогоду, львица расслабленно уселась на задние лапы и слегка улыбнулась, почти незаметно.
- Это я. Подойди ближе, тут слишком темно.
Охрипший от холода и долгого молчания голос показался чужим. Голос Ренегата так же не отличался особой нежностью, скорее казался всего лишь немного менее грубым, чем обычно. Но она давно привыкла к его манере обращения, так как постоянно слышала повелительный тон на охоте, когда он раздавал свои наставления, как координатор. В такие моменты в голове появлялись мысли о том, что эта работа подходит ему, как нельзя лучше, даже не смотря на то, что со своими габаритами он мог бы стать отличным резчиком.
- Как ты здесь оказался? – это было действительно интересовавшим её вопросом, так как она не могла ожидать встретить здесь кого-то из Прайда в такую пургу. Хотя, учитывая, что она началась совсем недавно, вполне возможно, что Ренегат вышел прогуляться, спасаясь от скуки. Была ли она рада его появлению? Возможно, скорее да, чем нет. Они никогда не общались слишком близко, хотя при каждой встрече в душе зарождалось непонятное стеснение, но львица не обращала на него внимания по легкомыслию своему. Но сейчас, в этой темной, холодной пещере, наедине, она чувствовала себя ещё более неловко, чем обычно.

Отредактировано Амади (17.03.2015 11:04:03)

Вокруг становилось всё темнее, хотя уже раньше казалось, будто бы свет и вовсе покинул этот бренный мир. Глаза отчаянно цеплялись за последние отблески, бросающиеся лихорадочно на стены в попытке сбежать от давящего мрака, однако и они исчезали в наступившей ночи. Внезапная тишина была настолько неловкой, что львица низко опустила голову, претворяясь, что нашла что-то съедобное на полу, который, однако, представлял собой лишь голый безжизненный камень. Она чувствовала горячее дыхание собеседника, обдающее её морду, и старалась отвлечь себя от мысли, что стоят они слишком уж близко.
Внезапный голос, мягкий и бархатистый, разрезал накалившийся воздух острым кинжалом и заставил львицу слегка вздрогнуть. Ответ Ренегата вовсе не удовлетворил её, хотя был исчерпывающим. Ей безумно хотелось, чтобы он развил разговор сам, не впутывая её. В голове гулял тот же ветер, что и на улице, так что ответить Ди было ровным счётом нечего. Тихо сглотнув, она пыталась придумать что-нибудь ещё, чем можно было бы ненавязчиво заинтересовать нерадивого собеседника. К таким ситуациям львица была совершенно непривычна. Обыкновенно ей не составляло труда найти тему для разговора, которая удовлетворила бы тех, с кем она общалась. Неуёмный поток слов зачастую было очень сложно остановить, чтобы разрешить другим впихнуть хоть одну несчастную фразу. А что случилось сейчас? Ей было слишком неловко, хоть Амади этого и не признавала. Отношения с этим членом Прайда (быть может, не таким уж и членом) не заладились ещё давно, по меркам юницы. Буквально прошлым летом лев получил добротные царапины, и Ди до сих пор с некой скрытой гордостью вспоминала тот случай.
Слегка улыбнувшись, она мгновенно попыталась спрятать это проявление собственного неблагоразумия, медленно отворачиваясь в сторону. Впрочем, этого можно было и не делать, учитывая, что тьма стояла и вовсе непроглядная. Повернув голову так, как это только позволяла шея, львица шумно выдохнула и попыталась успокоить нервы. Это у неё, мягко сказать, не совсем получилось. Скорее Ди довела себя до предела тщетными попытками и теперь слегка безумно растягивала губы в улыбке, подавляя нервный смешок. Неодобрительный возглас льва и вовсе вывел её из душевного равновесия, заставив резко ступить шаг от Ренегата. Это выглядело так, будто Ди напугал этот резкий всплеск эмоций, но сейчас даже гордость не заставила её прийти в себя и принять позу, более надлежащую для спокойно общающегося существа. Направив свой помутневший от нахлынувшего веселья взгляд вперёд, Амади разглядела, что лев повернулся к выходу. В этот момент в голове промелькнула мысль, что сейчас он уйдёт, приняв её за сумасшедшую. От этого здравый смысл немного отодвинул в сторону безумие. Львица осторожно облизнулась и слегка качнула головой, дабы привести в порядок гриву, которая перекосилась на один бок. Со рта уже хотели сорваться слова о том, что неплохо бы остаться ему здесь на ночь, но тогда Ренегат заговорил вновь.
Львица застыла, вслушиваясь в звуки, которые вылетали из его рта, образуя слова. А слова эти теплотой ложились на сердце, согревая даже воздух вокруг. Глаза заблестели, а по подушечкам лап пробежали, казалось, разряды тока. Она не знала, отчего вдруг так приятно стало на душе, но сейчас думать об этом не могла. Тихий, грубоватый голос Ренегата поглотил её, чаруя своими бархатными нотами. Лев тяжело подошёл к выходу и грузно сел. Казалось, будто каждое движение давалось ему с трудом. Возможно, сказалась усталость. А возможно тело не подчинялось ему. Наблюдая за этим, Ди громко дышала, чувствуя, как сильно бьётся сердце о грудную клетку. Как птица вольная, заточённая и стремящаяся выбраться на волю. Горячим жаром обдало всё тело, хотя на самом деле подул холодный ветер. Мысли зароились маленькими юркими пчёлками в голове, не давая поймать хоть одну, грозя ядовитыми жалами. Львица перебирала их, силясь выбрать более адекватную, но каждая следующая была хуже предыдущей. Ренегат давно замолчал, устремив взгляд в метель. Тихие завывания ветра слышались в пещере, но не звучали голоса. Теперь эта пауза уже не имела никакого значения для Ди. Для неё ничего не имело значения, потому что время остановилось. Так ей казалось. Зачем он говорил это сейчас? Решил позабавиться над ней и сыграть шутку? Он не похож на заядлого весельчака. Скорее на того, кто любит этим весельчакам давать по ушам. Или же это злая издевка? Забавно поиздеваться над малышкой взрослому дядечке. «Это слишком глупо. Он не тот, кто станет заниматься подобным». Первый раз она задумалась над тем, что разница в возрасте между ними совсем невелика. Но почему-то для них устоялась прочная традиция называть друг друга «ребёнком» и «взрослым». Это могло показаться странным, но не для них. А теперь вдруг и Ди поняла, что это ненормально.
Резко помотав головой, львица глубоко вдохнула и сделала несколько шагов вперёд, не решаясь подходить слишком близко. Та атмосфера, что витала возле Ренегата, отталкивала от себя. Но тонкие, почти незаметные струйки грусти всё же проскальзывали к Ди, и тогда сердце её щемило от чувств. Это не была жалость. Скорее, сочувствие. Хорошо прикрытое, спрятанное поглубже сочувствие, которое она ни за что не решилась бы показать. Нужно было отшутиться. Хоть как-то отшутиться, потому что обстановка незаметно накалилась. «Нужно что-то сказать, не относящееся к этому. Что-то сказать ненавязчивое. Нужно…»
Плавное движение и Амади оказалась возле Ренегата. Тихо скользнув по полу, она присела рядом, не произнося ни звука. «Что я делаю, Святые Боги!». Аккуратно подложив под себя хвост, большая кошка тепло улыбнулась и лишь секундным взглядом прошлась по морде льва, обратившись к холодной ночи так же, как и он.
- Это было занятно, я думаю.

На тело начала мягко, но настойчиво давить тяжесть испуга. Медленно, окутывая всё плотнее податливое хрупкое смертное тело, она ползла неумолимо. Пробегала по каждой клеточке, наполняя её болезненными иглами, причиняющими боль при каждом вздохе или движении. Сковывала каменной толстой цепью каждую мышцу, не давая уйти. Львица не знала, чего сейчас хочет больше: сбежать или же броситься туда, вглубь пещеры. Броситься, чтобы своим теплом растопить нараставший веками лёд, пробиться дальше, к самому заветному. К пылающему сердцу, угасшему со временем и потерявшему свой блеск. Его нужно было зажечь снова, раздуть погибший под холодным ветром огонь жизни. Дать начало, открыть второе дыхание любыми возможными способами, пусть даже ценой своей искры, тлеющей незаметно в груди.
Но она боялась потеряться в этом лабиринте страха и боли, увязнуть навсегда в ужасе жизненного опыта, который может увидеть и почувствовать, если приблизится сейчас к тому, кто находился совсем близко, в нескольких длинных прыжках. Ей казалось, будто она чувствует его дыхание, которое опаляет ей шерсть на спине. Его взгляд, скользящий по ней и пробирающийся в самую её суть. Взгляд, от которого всё ещё можно убежать, улизнуть и затеряться в бесконечной северной ночи. Там никто не найдёт её истерзанного тела, погребенного под тёплым снегом. Он станет тёплым, когда дыхание перестанет приподнимать отяжелевшую грудь.
Амади с ещё большим ужасом отогнала от себя эту мысль, закусывая до крови язык. Она знала, что ей действительно стоит сделать прямо сейчас или больше уже никогда в этой жизни. Но ей нужно удостовериться, понять, что не только для неё это составляет необходимость. Иначе она не  сможет, не выдержит этого испытания своей воли и внутренней силы. Без поддержки душа её падёт, как и разум. Зажмуривая глаза, львица сжалась всем телом и сгорбилась под давлением выбора. Медленно, тягуче, будто с усилием Ди поднимается, всё ещё не открывая глаз, и разворачивается. Морда опять обращается к темноте и лапы тяжело переступают по оледеневшему каменному полу. Корочка льда опаляет затвердевшие подушечки, но она не обращает на это внимания.
Перед ней одна единственная цель, которой нужно достичь во чтобы-то ни стало. Свет угас давно, но лев будто горел пламенем изнутри, и Ди почти отчётливо видела его очертания, резко выделяющиеся на фоне тьмы.  Белая шкура его слегка приподнималась от рваного дыхания, а голос был раздражённым, даже злым. И от каждого его слова львицу будто отталкивало назад, туда, к выходу, где солнце снова займётся ярким заревом поутру и земля снова осветится и страхи развеются. Но она упорно боролась с барьером, не позволяющим ей продвинуться вперёд. «Ты сам выстраиваешь его, Кане Соло. Сам откидываешь меня назад. Не делай этого, я прошу тебя».
Ещё шаг и ещё. Ещё усилие, последний рывок и Амади прислоняется горячей щекой к холодной щеке льва. Прижимается со всем своим жаром, который способна извлечь из жизненной силы своей. Отдаёт всё без остатка, надеясь на ответный порыв. Глаза плотно закрыты, но ей не нужно видеть сейчас. Она чувствует. Чувствует каждое шевеление воздуха вокруг и ей кажется, будто она слышит шум крови у себя в голове и биение сердца, замирающего ежесекундно не в силах выдержать такого давления эмоций и чувств. Если сейчас он отстранится, то заберёт вместе с ощущением близости и всё её тепло, всю жизнь. И она всё ещё отчаянно, до безумия боится этого.
Ди молчит. Слова излишни в этот момент, когда душа пытается достучаться до другой души прикосновениями, шумом дыхания и рваного биения сердца.