- Где все доулы? - напугав своим появлением в собственной травнической пещерке, Иттер, не дожидаясь ответа, вытолкала нескольких львят наружу и велела поиграть в другом месте.
   "Хм, послала же я кому-то подарочек," - ухмыляясь, подумала она. День задался - теплый, томный, все разбежались по делам, и никому не требуется скорая помощь. Подобрав мешок с набранными земноводными, что ненадолго выползли погреться на солнце, но были беспардонно выкрадены из среды обитания какой-то гигантской и покрытой шерстью рыжей жабой, целительница размышляла о высоком: разделать лягушек сейчас или отправиться на поиски редких цветущих растений, которые бывают очень полезны при переедании, но требуют самого осторожного собирателя. Глянув на тень, откинувшуюся от самого входа в песчаный грот, она уселась разглядывать трофеи. Не прошло и получаса, как непривычный теплый луч пригрел ей спину и поманил на выход, на свободу. Припрятав надежнее трепыхающийся мешочек, она вышла наружу.
   Лето - какое сухое, скучное слово, полностью соответствующее потемневшему от подогретой земли миру вокруг. То ли дело зима - всё блестит и искрится от снега, тундра чиста и прекрасно проглядывается до самого горизонта, куда мечты уносят любого, но не Иттер. Ей не о чем мечтать - кажется, всё у неё уже есть. Подобрав то, что было решено взять с собой, целительница направилась навстречу еле различимому здесь, но усиливающемуся с каждой милей сладковатому запаху. Его мог не уловить лишь тот лев, который никогда не подходил к его источнику очень близко, который никогда не заполнял им оба легких до самого предела, который не впускал его в свой разум и не позволял творить с собой дурные, непристойные вещи. От этих мыслей у львицы чуть вскружило голову, а между лопаток до самого кончика хвоста пробежалась беспощадная когтистая лапа возбуждения. Оглянувшись по сторонам, она не заметила рядом никого, очень обрадовалась этому и вернулась в воспоминания. Кажется, что это было очень давно. Еще более теплый день, вековые сосны и ели всего в паре километров от места, куда её вел с закрытыми глазами наставник. Было слышно, как он улыбается, как нелепо при этом глотает слюну и как лениво перебирает лапами... Ненароком касается плечом, пушистой кистью хвоста... Острый камень попадается самке под ноги, и Иттер медленно открывает глаза. Ей навстречу волокут лошадь измазанные кровью очень довольные охотники. Приветливо махнув хвостом, целительница приметила: "Координатора снова нет. Надеюсь, котята не найдут его пещеру самой уютной для игр и отдыха". Вдруг приятный родной запах исчез - чертова мертвая лошадь перебила его. Иттер не оставалось ничего, кроме как свернуть ближе к океану и поискать там что-то другое, в некоторых случаях более полезное, но не такое желанное.
   Прошел час, солнце рассмеялось над самкой еще громче, сделав вид, будто день похож на тот самый, когда прошлый целитель показал своей юной травнице самые лучшие цветы за всю её практику. Как только Иттер подумала о них - аромат почувствовался в воздухе снова. Не теряя ни единой секунды, подхватив сумку и до крови закусив её вместе с губой, ржавошкурая побежала к нему навстречу, позабыв обо всем на свете. Закрывая на ходу глаза и подлетая над землей, она не могла не прокручивать снова и снова их кроваво-красный вид посреди прочей отвратительно простой травы. Когда алое пятно наконец показалось достаточно четко, Иттербия остановилась. Она не могла поверить себе - центр небольшой цветочной полянки был выжжен и обесцвечен, засыпан побережным песком с приличной горочкой. "Откуда..?" - подумало было она, как различила ещё один знакомый запах - Ренегат.
- Как ты посмел вторгнуться во владения, принадлежащие мне, как целителю? - похрипывая от негодования и переполняющих эмоций, шептала самка. - Как ты...
Но, увидев его умиротворенный вид, она сразу же замолчала.
   Кане перестал быть тем оскаленным чужаком, какого привыкла видеть с самого детства Иттер. Даже имя в её голове всплыло из чертогов разума настоящее, казалось бы, давно забытое и отнятое ещё у львенка. Сев всего в паре шагов от него, она наблюдала самую чудесную часть картины, светлым, как сам спящий, пятном выделяющуюся на огромном полотне жестокого и беспощадного темного мира. Она невольно улыбнулась, а глаза её вспыхнули - вот чего ей так давно не хватало в жизни, а она, глупая, никак не могла этого понять. Иттер забыла о цветах, видя в них теперь лишь декорацию, о своей неоправданной ненависти к его внешнему виду и пришествию в родной Северный предел, даже, наверное, забыла о ждущих её в пещере лягушках, но вспоминать о них сейчас совершенно не хотела.

"Прелестно," - уже с меньшей эмоциональностью подумала Иттер, видя, как просыпается этот огромный котенок - шевелит ухом, прямо как старшая дочь целительницы Спарта, чихает от травинки, которую до этого не чувствовал во сне... Но он проснулся, и сладких туман упал, словно кулисы после окончания милого и светлого спектакля. Всё то время, что Ренегат потратил на подъем, оправдание, перемещение с примятых цветов, порчу новых, избежавших ранее участи оказаться у самой земли, самка сидела спокойно, не подавая больше вида, глядя пристально ему в глаза и выжидая, когда же он окончательно захлопнет дверь - оказаться в конце его сна было совершенно неприемлемо. Он метался, то скалясь, то отводя взгляд, она была - неизменна, и это было самым логичным вариантом, самым взрослым, если угодно, ведь отдайся бы Иттер чувствам, как в молодости, они испортили и так не самые хорошие отношения.
- Твоя вина не в том, что ты нашел это место и решил здесь отдохнуть, Ренегат, - без гнева и тем более без утешения начала самка. - Она только в том, что ты решил испортить мое место и продолжаешь это делать прямо сейчас.
Демонстративно поднявшись и снова встретив его взгляд, она согнула лапу в локте и наступила на крупный, кажущийся самым красивым в момент расправы, цветок.
- Даже паразиты внутри лошади или быка не портят место, где хотят или вынуждены жить, - раз её остановились послушать, она решила не упускать возможности плюнуть в душу с каким-нибудь кислым, но поучительным растительным соком.
   Иттер много думала, даже когда говорила. И сейчас её охватило тревожное воспоминание о неловкости, которая должна была возникнуть в подобной ситуации, но которая никак не появлялась в голове сама, а посылала вместо себя уродливого, никчемного гонца. Бросив быстрый взгляд на лоскут кожи, что распахнулся от ветра и теперь являл солнцу еще не подсохшие зеленые травы, целительница пораскинула мозгами и сделала неожиданное предложение: "Помоги мне собрать оставшиеся цветы, и можешь идти." Не дожидаясь ответа она медленно дошла до противоположного края поляны, при этом не задев более ни одного цветущего растения. Память обновилась - теперь вместо неудачного домогательства наставника Терри будет вспоминать самца, собирающегося бежать из Прайда прочь. "Мы лишимся отличного координатора, и охотники еще завоют, когда ему на замену не сможет придти кто-то другой." И действительно - юных добытчиков нелюдимый Ренегат брать на воспитание явно не собирался.
- Почему ты не возьмешь ученика? - крикнула Иттер с того края поляны.
   Если её не услышат или сделают вид, будто не услышали - она обязательно повторит. Да, она так и сказала себе и своему внутреннему голосу, который имел очень приятный тембр, постоянно слушать который было невозможно - ещё одна причина, по которой Иттер решилась задать свой вопрос. Наверное, если Рене не хочет оставаться здесь - его ничто не удержит, а оставлять дела недоделанными - не очень-то похоже на местного координатора. Но куда он может идти? Что есть за пределами прайда? Что за Львиными горами? Какие там звери? Птицы? С какой целью они там живут? Никогда ещё в голове не металось столько интересных мыслей, и если бы за самкой кто-то наблюдал, он бы счел странным её неожиданную приостановку деятельности. Украдкой оглянувшись на Ренегата, Иттер обратила свой взор на хребет из камня и снега на самых вершинах, но так и не увидела, что же скрывается за ними. Где-то на севере стояло озеро, на юге - бесновались потомки маленьких зубастых кошек, о которых не было слышно за все эти годы, но что было впереди? "Откуда пришел он и его родители? Это значит, что там хуже, чем в Северном пределе? Но тогда почему он хочет уйти?.." Нет ответа, нет, и снова промах. Целителю никогда ещё не хотелось подняться так высоко, чтобы укусить небо за самый краешек, чтобы наконец увидеть, существует ли мир за чередой скал, или же добрые невидимые крылья Ухуры уберегли последних сыновей и дочерей хищной Матери Пангеи, а всех остальных убила пламенем, эпидемией, голодом? Но торопиться с расспросами было рано - Кане только-только вновь ушел в тень и забылся для Иттер, поэтому говорить предстояло с его озлобленным и сильным альтер эго.

Но Иттер всё ещё была погружена в свои раздумья. Она прекратила свою деятельность, раскрыла широко глаза и ноздри, навострила уши и впускала в себя само бытие. Ведь любой звук, любое колыхание в органическом теле и есть жизнь, а самец не только отвергает её здесь, но и бесполезно мечтает о ней в другом месте, на самом деле ничем не отличающемся от Северного предела. Только открытое сердце могло прочувствовать всю прелесть Севера, а слыша каждое второе слово Ренегата, целительница вписывала ему в карточку порок жизненноважного органа. Вылечить его или прикончить, чтобы не мучился - её обязанность перед природой.
   Когда она очнулась от своих размышлений, он уже был рядом. Таким кротким и мирным Иттер его еще никогда не видела, хоть и встречались они не часто - что в детстве, что в последнее время. Само ощущение его отчуждения за все то время, в которое они могли подружиться или хотя бы перестать скалиться, было тяжелым и давило на грудную клетку. Кажется, он говорил что-то о непослушании, о королеве... Какой вздор! Почему особь, не способная к развитию и росту может рассуждать на какие-то совершенно сторонние, пустые темы? "Однако, мальчик, ты слушаешь целителя, который даже не метит в королевы," - о как сладка эта мысль, которую нельзя озвучить! Амади, Нидиза, даже Эхель, Сарутея, и ещё столько юных самочек, которые были такие же коренные северянки, как Иттер, и могли бы рассказать всё о душевности и теплоте своего прайда... Глаза Иттер блеснули, а губы приподнялись в ухмылке: неужели он, этот взрослый и зрелый самец, не удовлетворяет всё это время свои естественные потребности? "Он фригиден? Каков поворот!" Об этом тяжело будет забыть, до следующего медосмотра точно - придется внимательнее рассмотреть его мускулистое тело.
   Теперь самка пыталась вспомнить все те уроки психоанализа, что давал ей когда-то наставник. Ей нравилась перспектива поскрести кору головного мозга Кане, собрать воспоминания, эмоции, рефлексы, рассортировать их на отряды и остановить войну, помирить, привести к логике и созиданию! Но если бы убийство и вскрытие хоть немного облегчило задачу, поставленную теперь совершенно четко, Иттер так бы и сделала, и о исчезновении странного самца, как уже было описано выше, стало бы известно только после нескольких десятков неудачных охот. Что еще скрывает этот самец? На что придется пойти, что разгадать его тайны? Вопросы возникали постоянно, ответы опаздывали. Как вдруг Рене заговорил что-то. Целительнице показалось, что он толкнул её, прижал к земле, навис, сдавливая правое плечо когтистой лапой, при этом капая ей на грудь красно-желтой смесью цветочного сока и слюны, закричал так громко, что птицы покинули насиженные ветви в миле отсюда. Но нет, показалось, она услышала лишь бормотание, невнятное, но достаточно требовательное.
- Кто же ты, если не Ренегат? Что ты сделал, чтобы не быть им? - она прищурилась, отвечая так же холодно, как говорила до этого, но внутри неё и на самом донышке золотистых глаз вспыхнул пожар. - Если бы кто-то придумал слово хуже, чем то, каким мы тебя называем, я бы обратилась им к тебе первая.
   Грубо? Возможно. Обидно? Скорее всего. Но этот больной интересовал Иттер сильнее, чем все остальные. Ему нельзя было улыбнуться, он не ожидал секундной нежности и крепких объятий, он наверняка хотел всё и сразу, а этого целительница дать ему не могла. Ни сейчас, ни в скором времени, ни потом - их дороги никогда не превратятся в одну, как ей кажется, и всё, что она хотела и дарила ему - горькое, но нейтральное порицание. Шло несколько мгновений тишины, она продолжала твердо стоять на ногах и глядеть в его янтарные чужие глаза. Подул ветер, поднявший крошечные листочки в воздух, и Иттербии показалось, как от самого кончика хвоста по нервам прошелся странный, болезненный импульс.

Отпустило. Этот короткий, болезненный разряд ушел и принес привычное спокойствие. Огоньки в глазах потухли, шерсть перестала топорщиться на загривке, а подушечки лап - намокать. Она старалась слушать его вполуха, напрягая при этом до треска какие-то так и не опознанные мышцы за щеками, ведь слова действительно могли ранить, действительно могли задеть больше, чем тело, которому наверняка не понравились слова целительницы. Ей и самой было бы неплохо усомниться в правильности сказанного, однако Иттер была не из таких, не собиралась уступать лишь потому, что ей может стать страшно. Не фантазируя о будущем наперед, она пыталась отвечать на каждую его реплику, в мыслях, конечно же.
- Ты не сделал ничего, чтобы оправдать наши детские глупые выкрики! Не сомневаешься? Ха! Позволяй бы тебе то Ухура, ты бы вырезал стада в одиночку, а не выслушивал болтовню охотниц.
   Воздух вокруг тут же изменил свою энергетику - очередная волна напряжения накатила и давила на каждый позвонок, на каждую крохотную косточку, и особенно на ребра, не давая им позволить легким расшириться и принять живительный кислород. Подрагивая, Иттер всё еще не двигалась с места - шаг в сторону может спровоцировать его. Странно, ведь минутой ранее она сама представляла, как он жестоко берет её силой и требует заветного объяснения. "Глупая, не отступай от своего решения, ничто не стоит так дорого, не на что нам с тобой размениваться." Чертов голос в голове был прав - Ренегат интересует её не настолько. Ах, если бы в эту минуту всё поменялось - гневалась она, при этом получая удовольствие, тянущееся так же медленно и лениво, как облака, покачивающее розовато-красные цветы в районе желудка, а он бы выслушивал и программировал верные ответы...
   "Кеман" - заветное слово, щелчок, и водородная бомба обезврежена. Ничто и никогда так не дисциплинирует, как собственное желание абстрагироваться от проблемы. Знало бы это мохнатое чудище, сколько горестных ночей было пережито прежде, чем в любящих материнских глазах не пропадет этот стыд, эта боль и обида на собственного мужа. Он не сказал! Он ничего не сделал! А мог ли?.. Конечно же нет. Грубый рациональный расчет - и в семье с маленьким, ни в чем не повинным котенком снова всё хорошо. В ответ на его улыбку - стерильная целительская растяжка, в которой недалекие и видят спасение, но не те, что находятся так близко к сердцу. И сейчас - работа мышц, а не насмешка, уверенный шаг, а не импульсивный скачок в его сторону - и Иттер у самой морды Ренегата, у самой его глотки, если угодно.
   Она стояла - воплощение природной гордости, уродливая и прекрасная ржавая шерсть, темные хаотичные пятна - не признак ли сумасшествия? - и голый, подергивающийся хвост. Её железы уже приготовились пополнить пасть новой слюной, если старая полетит прямо в изувеченную морду, но самка только хищно сглотнула, будто бы для неё тоже охота началась. Не из тех, кто может наводить ужас своим грозным видом, но и не состоящая в той позорной группе, что умрет, даже не хрустнув затекшими лапами. О смерти речь не идет, но если так сложится судьба - почему бы и не приготовиться заранее. Она, глядя в самые зрачки, приподнялась на задних лапах, как привыкла делать это в мирное время сбора молодой коры, и нанесла удар по левому виску, ровно поперек старой раны, убегающей по веку к скулам. Опускаясь снова на землю, она отклонилась чуть назад. Раз. Два. Ровно два цветка исчезли под окропленной свежей кровью подушечкой правой лапы.
   Разворачиваясь и поднимая с земли кожаную суму, Иттер ничего не говорила. Перед её глазами теперь стоял шрам в виде креста, яркие огни в его радужках, на которые идти из темноты зрачков больше никогда не хотелось. Лапа болела - возможно, вывих. Подправив ей огромную кучу кроваво-красных цветов, подсохших от солнца и боли трагедии, целительница аккуратно подняла сумку за край - в таких делах нужно быть осторожнее.
- Я спрошу Анора на предмет обучения Кемана у тебя, - не отрывая от растений глаз, тихо сказала она и добавила: - Если порез будет болеть, разжуй и приложи крапиву.
   Так, слегка хромая и оставляя за собой шлейф падающих под ноги лепестков, целительница бежала с поля самого печального её боя.