Идти в лагерь было трудно. Нет, не физически, ведь дорожку от предгорья до собственного логова Сару выучила еще когда подростком с рассветом убегала встречать восходящее светило, наполняться энергией и спешить вновь обратно, дабы не получить оплеуху от вездесущей тети.
Как на морду пришла улыбка от былых воспоминаний, так же быстро она и сменилась гримасой боли. В груди так жалось и сердце будто не хотело биться, когда мысли вновь и вновь возвращались к Ухуре.
- Я. Никогда. Не поверю,- на каждое слово львица с нажимом шагала по пологому склону, идущему чуть в горку. А верить она не хотела не в смерть любимой родственницы, конечно. Но сильно гложило её и то, что рассказали вестники.
- Оступилась на скалах? Сорвалась? Вы вообще знаете о ком говорите? Ухура даже в своем возрасте была половчее любого из нас. Видели ли вы как искрится на солнце её золотистая шерсть, когда горный водопад, шипя и плюясь несется совсем рядом с ней, а она лишь упрямо и твердо поднимается вверх.
Вновь досада, лапой задевает лежащий рядом камушек и резко опускается на зад, поднимая голову. Солнце медленно близится к горизонту. Сегодня ночь Совета, где весь прайд будет выбирать новую королеву. Но Сару совершенно не хочет новую. Она хочет, чтобы травница и целительница возродили старую. Чтобы Ухура вернулась и продолжила делиться своей мудростью с ней, чтобы они могли так же, в часы безмятежного лета носиться по тундре, вспугивая стайки птиц и, падая на спину, рассматривать звездное небо сплетая хвосты.
Чей-то оглушительный рев раздался совсем близко. Маленькие круглые ушки заходили из стороны в сторону, пока Сару не поняла, что находится уже совсем близко с гротом. Там ссорились сородичи и именно их рык она и слышала.
- Пора. И будь, что будет,- поднявшись вновь на подкашивающиеся лапы, львица направилась в логово, понурив голову.
Войдя внутрь прохладной пещеры, она тут же подняла взгляд на сородичей. Первой попалась на глаза бабушка, что лежала прямо напротив входа. Её взволнованный, но добрый взгляд смотрел на внучку. Ей, наверняка, было так же тяжело потерять дочь, а потому отпечаток печали остался в уголках её глаз. Сарутея подняла лапу, дабы сделать шаг к ней, но потом передумала. Недалеко сидела мать, там же и Серсея. Дальше полукругом остальные сородичи. Их морды казались такими знакомыми, но при этом такими далекими.
- Они что, специально все уставились на меня?- недовольно капнула лапой песок и мелкие камушки. И тут же взгляд зацепился за лежащую в стороне Уннару, чью голову поработила одна из старших самок и старательно вылизывала и чистила. Несмотря на то, что именно младшая в тот день принесла весть о смерти Ухуры, именно к ней больше всего лежало сердце Сару. К ней львица пошла легко.
Будто бы задремавшая и замлевшая сестра и не заметила, как к ней подошли. Сару поймала кисточку её хвоста лапой и улыбнулась, когда Унна подняла голову.
- Вечера,- тихо прошептала она, так же кивнув и старшей самке, сама же укладываясь рядом и беря в плен ухо сестры, начиная его слегка пожевывать. Заметив, что это все же не собственный хвост, львица встрепенулась, немного виновато улыбнулась и положила тяжелую, полную дум, голову на лапы, наблюдая за всеми снизу вверх.

Медленно и как бы тягуче переставляя лапы, львица брела в сторону большой уютной пещеры, которую ещё давным-давно облюбовал себе Прайд. Ей не терпелось почувствовать теплоту дыхания других. Прилечь где-нибудь поближе к сестре, снова попробовать её разговорить. В конце концов, просто прижаться к ней и защитить от потрясений этого мира, порой чрезмерно жестокого. Так ли это было на самом деле? Возможно, она сама искала защиты в присутствии Эхель. Или нужно звать её Дизорьенти? Этот вопрос часто больно резал её по сердцу, так как она всё ещё не могла решиться на то, чтобы принять перемены. «Сколько дней уже прошло? Бедная, маленькая Эли».
Вот пещера уже была всего в паре десятков шагов. Амади всё это время беспрестанно смотрела в землю, сама не зная, что пытается углядеть в промозглой корке льда, успевшей «нарасти» за тот короткий период, когда выпал первый снег. С непривычки на такой скользкой поверхности легко оступиться, но Ди, наученная бесконечным бегом по тундре, давно приспособилась к тому, чтобы удерживать равновесие. Правда, иногда лёд был страшен не только тем, что заставлял поскальзываться, но и тем, что довольно больно резал подушечки лап. Даже та загрубелость, которая приобреталась со временем, подчас не спасала от кровоточащих ранок. Так и сейчас, Ди время от времени прихрамывала на одну лапу, шипя скорее от раздражения, чем от боли. «Нужно непременно попросить Иттер осмотреть эту треклятую лапу. Пропади пропадом эта зима!» - подобными мыслями Амади старалась отвлечь себя от того, что не давало покоя всему Прайду. Но от этого нельзя было уйти.
Наконец тепло и полумрак. Пожухлая трава под лапами сменилась на голую землю, на которой в некоторых местах торчали небольшие выступы из камня, часто служившие львам местом для сна. Оглядевшись вокруг, Ди попыталась отыскать глазами свою сестру, но в пещере её не было. Похоже, она ещё задерживается в патруле. Этот вывод львице совсем не понравился, так как оставаться одной в такое время ей совсем не хотелось. Тихо вздохнув, она прошествовала вглубь пещеры, лишь лёгким кивком головы поприветствовав тех, кто здесь находился. Запрыгнув на один из выступов, Амади легла, положив себе голову на передние лапы, и прикрыла глаза. Голова сразу же забилась мыслями о предстоящем празднестве выбора новой Королевы. Львица уже знала, кого наверняка выберут на эту почётную роль. Сарутея, самая близкая родственница погибшей Ухуры, прежней Королевы. Это было настолько очевидно, что Ди даже не задумывалась о том, чтобы были другие кандидаты. Одобряла ли она эту должность? Пожалуй, сложно говорить об этом, так как, в сущности, Ди и не видела в этом ничего плохого, как и хорошего. Гораздо больше её волновала гибель Ухуры. Многие утверждали, что она всего лишь поскользнулась на тающем снеге, но Амади ни на секунду не верила этому. Такая теория казалась ей довольно глупой и неправдоподобной. В её представлении Королева была чем-то великим и не способным умереть такой глупой смертью. А вот версия о том, что Ухура была убита, казалась ей более реальной и приемлемой. А вот кем – это был вопрос. Амади не хотелось подозревать кого-то из Прайда, так как на подсознательном уровне верила, что это никто из тех, кого она знает. Возможно, это было довольно глупо, но львица не хотела знать ничего другого. Подобное предательство больно ударило бы по ней.
За этими мыслями она сама не заметила, как задремала. Тяжёлый день предстоял впереди, так как первые, кто примутся за работу после коронации – это охотники. И, пока была возможность, неплохо было бы и отдохнуть от навязчивого груза выбора. Амади разбудило бормотание Саяна, который лежал почти у самого входа в пещеру и пристально осматривал каждого, кто находился в его поле зрения. На секунду его взгляд замер и на ней, но быстро пробежал дальше. От такого ей стало не по себе. Она понимала, что сейчас у всех одно на уме – кто? И львица отчётливо понимала, что так же попадает под подозрения. Достаточно знать самому, что ты невиновен, чтобы чувствовать себя спокойно. Так ли это? В этот момент Амади очень сильно в этом сомневалась, так как даже одна мысль о том, что её могут считать убийцей заставляла львицу дрожать всем телом.
Желая отвлечься, Ди принялась тщательно вылизывать больную лапу, дабы немного утихомирить боль. Нужно было успеть подойти к Иттер до того, как закончиться коронация, дабы не идти на охоту прихрамывая. Вылизывание довольно хорошо помогало, однако избавиться от раны совсем таким способом невозможно. Изредка она исподлобья поглядывала на Сару, осматривая её так, будто видела в первый раз. «Что же нас ждёт?»

Отредактировано Амади (15.02.2015 14:20:35)

"Как же душно," - вот и всё, о чем подумала Иттер, в очередной раз выглядывая из своего закутка. Он располагался в конце одного из многочисленных коридоров, но всё же близко к месту проведения Совета, поэтому за день и начало вечера самка успела пройти стандартные пути пришедших дважды, если не трижды. В Песчаном гроте действительно было трудно дышать - здесь одновременно собралось всё поголовье местного Прайда, а может и кто-то из чужаков - отчетливо слышался непривычный, а некоторым даже незнакомый запах. "Страх," - подсказал внутренний голос и был совершенно прав. Губкой впитывая чужие эмоции, Иттер не могла сконцентрироваться на своих.
   Старшие самки, которые ранее являлись свитой покойницы Ухуры, были слишком взволнованны происходящим, и, зная о своей предрасположенности к обсуждению разных сплетен, попросили провести Совет несчастную и не так возбужденную событиями целительницу. Многие думали: "Иттер такая сильная, всё переживает в се... О, у кого-то новая догадка по поводу трагедии! Скорее, девочки, мы не должны это пропустить!", поэтому-то где-то в горящий глазах появилась на мгновение неприязнь. Но увидев среди всей этой шепотом кричащей стаи так или иначе выделяющихся особей, ей стало, как прежде, спокойно. Духота, речь, помазание, ещё одна речь, здоровье Эхель - что угодно, только не образ срывающейся королевы. Тер обнаружила её уже достаточно мертвой, с разбитой головой и подмерзающей под ней лужицей крови. "Мгновенная смерть от удара о каменный выступ," - это всё, что могла ответить на споры и склоки самка, и может поэтому её отстранили от обсуждения и заставили вести эти бессмысленные выборы. Оппозиция Сарутее была неявной, и вряд ли кто-то решился бы проголосовать не так, как все. В этом всегда находил прелесть наставник, ушедший, к слову, так же трагично. "Что ждет впереди?" - жизнь или погибель, и прежде всего каждый должен отвечать за себя, чтобы не стать жертвой. Мысли выходили сухими и не предполагающими дальнейшее рассуждение, Иттер вернулась на пост и стала ожидать ночи.
   Все притихли, когда ближние к коридору целителя самки услышали звук шагов. Было совершенно темно, ночь уже дотянулась до края пещеры своими лапами и не собиралась доставать из чрева худой сизый месяц. В тишине трение стертых лап и мирный стук когтей о поверхность доводил до припадка самых впечатлительных и напряженных, но вся важность момента сдерживала таковых от стонов и стюнепусканий.
- Все мы во тьме одинаковые: лохматые, дикие, хищные. Но сегодня, как нашим предкам и потомкам, нам предстоит выбрать ту единственную, которая будет снова и снова извлекать из пасти смерти наши слабые, беззащитные тела. - Иттер уловила звук раскрывающихся слипшихся губ, что означало одно - изъясняться проще. - В эту ночь нам предстоит избрать новую королеву, такую же мудрую и справедливую, какой была покойная, - все ожидали, что целитель наконец объяснит, что случилось, но что бы она не сказала, это никогда и никого не устроит. - Вам всем известно, что Ухура погибла самой неожиданной для неё смертью. Но не может быть сомнений - ценой своей жизни она доказала, как непредсказуема и опасна наша жизнь, и сохранить её можем только мы сами. Я уверена, она хотела, чтобы мы были впредь вдвойне осторожны и берегли друг друга, как только сможем.
   Необходимо было дать время на переваривание, и Иттер предоставила его. Ни шепота, ни возгласов не было - для многих смерть стала личной трагедией, для иных слова вещающей были целебным соком на рваную рану. Но сама целительница пылала. За мучительные дни и часы ожидания она, наконец-то, почувствовала нечто свое - скребущийся наружу кишечник и холодный пот между подушечкой и пальцами лап. Она зажмурила вспыхнувшие бронзовым пламенем глаза, звезды от резкости закололи в самую душу, и обвисшие щеки растянулись, как могли, в улыбку. Когда время говорить вновь пришло, Иттер перестала улыбаться и распахнула себя навстречу заново возбужденной толпе, готовой порвать всё вокруг, лишь бы высказаться, лишь бы их мнение было услышано.
- Этот час настал, - громко и четко разлетелись эти слова до каждого львиного уха, - Поднимитесь, сёстры и братья, соберитесь в свои маленькие группы и затем скажите мне, кого вы выбираете!
   Присутствующие хаотично засуетились. Многие уже позабыли о трауре, многие уже улыбались и неслись к своим, чтобы назвать единственное имя, гуляющее по устам теперь то в одном, то в другом конце грота. Охотники и вестница собирались близко к выходу, чтобы первыми отправиться на охоту, доулы и мастера - наоборот, в глубине, а все остальные почти в идеальном шахматном порядке сомкнули ряды для обсуждения. Первыми подошли старики и наставники: "Сарутея," - молвили они и, предвкушая охоту, удалились в свой угол. Многих, замеченных ранее, Иттер рекомендовала на эту почетную должность - высказать решение всего отряда вещателю. Так, от охотников должны были придти неопытный в делах Совета резчик Саян, подающая надежды загонщица Амади и неповторимый координатор Соло, который в силу обстоятельств не смог никому (за неимением оных) передать эту контактную миссию. Неожиданно резко к супруге подошел воин Анор, коротко коснулся её загривка и шепнул то же имя, что начало уже затихать в толпе. Вестница блуждала то среди охотников, то подходила к сестре, ведь та явно была не в себе от происходящего. Адекватного цвета охры глаза Иттер так же нашли Эхель. Вернее, Дизорьенти, которая слышала обсуждение шпионов, сидя, однако, где-то отдельно от них - она тоже должна будет подойти к целителю и вынести вердикт отряда, а также на ухо отчитаться о состоянии на сегодняшний день (не сразу же, так после ухода большинства на свежий воздух). Где-то рядом раздался приятный запах сушеных трав - "Нидиза," - подметила с некоторой радостью Иттер и обернулась в её сторону.

Таково уж положение самых младших в любой компании: все считают тебя игрушкой, даже когда игрушка переростает в размерах мать и нянек. Сначала доула удовлетворила свой гипертрофированный материнский инстинкт, а теперь сестра задумчиво жует ухо... «Моё ухо...». Но в целом Уннари была довольна вниманием и продолжала безщаботно жмуриться.
«Сару, Сару... ты еще такой же ребенок... не честно будет взваливать на тебя бремя прайда. Ухура надеялась на ещё пару зим... Но я не знаю ни одной более достойной львицей... Ты ведь сильная, правда?». Не сумев подавить тяжелый вздох, вестница сделала вид, будто он посвящен нетерпеливости в ожидании совета. Мертвой Королеве теперь хорошо, наверное. А вот её племянницу ожидали нелегкие перемены. Но ещё ведь ничего не решено? Возможно, появится ещё один кандидат?
Совет начался, а одновременно с этим реальность потускнела и душа устремилась в уютное местечко подальше отсюда, что отразилось непроницаемой маской безразличия на морде. В какой-то момент Унну действительно всё перестало волновать. Она стала посторонним наблюдателем и казалось, будто даже тело принадлежит само себе. А мысли...были ли они вообще?
Ох уж эта официозность и помпезность, традиции... Роль церемониймейстера отдали целительнице, одной из тех, кто владеет исключительным красноречием, но кого не интересно слушать из-за слишком затейливых фраз и сравнений.
За последний десяток зим, как говорят старухи, прайд слишком разросся. Тем временем пещера прогрелась от жаркого дыхания собравшихся в ней кошек и сейчас было настоящим облегчением собраться с охотниками ближе к выходу. Унна молчала, внимательным взглядом изучая каждого добытчика. И вот началось. Второй лев объявил имя "Сарутея"...третий, четвертый охотник. Ощущение, будто прайдом завладел единый разум. Наверное, кто-то хотел видеть Королевой другую львицу, но высказываться иначе не решался. Боялись, что-ли?
Уннара прижала пушистые уши к голове и с глазами полными сопереживания и волнения, приблизилась к сестре. Серая львица пристроилась возле правого плеча Сару, будто стараясь защитить ту от её же собственного имени, которое тихим урчание доносилось из каждого уголка пещеры. От сестры разило негодованием, а вблизи ход мыслей можно было прочесть по глазам и проявляющимся на морде морщинкам.
- Сару, может, выйдем на воздух? - «Я с тобой»
Вестница решила побыть подобием щита, по крайней мере, пока не убедится, что Сарутея не останется одна на "растерзании" у множества пар львиных глаз. Младшей они казались зловещими ярко поблескивающими светлячками в мраке пещеры. Наверное, дело в количестве. Из-за внезапно возникшей неловкости Унна ссутулилась, от чего ранее приведённая в порядок грива встала дыбом, как у молодого самца, готового защищать своих соплеменников.

Отредактировано Унна (18.02.2015 16:11:37)

По мере того, как наполнялось львиное логово, Саян начинал чувствовать себя всё более и более неуютно. Не то, чтобы его тяготило общество, скорее несмолкаемый гул, с каждой минутой ширившийся под низким сводом пещеры - одна из немногих вещей, которые самец переносил хуже всего. Раздражение его множилось и росло с каждым новым членом прайда, прибывавшим на совет, и в какой-то момент Саян уже был в шаге от того, чтобы покинуть логово, лишь бы избавиться от этого назойливого звона в ушах. В нетерпении лев поднялся со своего насиженного места и принялся неспешно прохаживаться у самого входа в пещеру, то и дело выдавая самого себя подрагивающей кисточкой на конце хвоста. Подобное скопление сородичей неизменно тяготило его, ровно как и сам факт необходимости подобного "совета".
- Можно подумать, что если самку нарядят в цветы и вымажут краской из диких ягод под одобрительный рёв прайда, она станет куда лучшей королевой.  Да и к чему всё это?! - Саян в очередной раз обернулся на главную "виновницу" торжества. У той на лице невооружённым глазом читалась вся гамма чувств, более чем уместных в подобном положении. Кротко улыбнувшись, самец вновь с надеждой обратил взор на каменное возвышение, принадлежавшее ранее покойному матриарху.
Положение не в первый раз на памяти льва спасла целительница, одним своим появлением заслужившая бесконечную благодарность самца уже потому, что прайд при её появлении, наконец, притих. Вслушиваясь в речь Иттер, на вкус Саяна слишком уж высокий слог взяла львица, он сам тем не менее тщательно переваривал каждое слово,мыслями, однако, вновь уйдя куда-то в собственное прошлое.
- Предкам и потомкам.... Сколько раз уже повторялось это действо? Сколько поколений успело покинуть этот мир, так же хороня и приветствуя новых монархов? Сколько жизней минуло, а прайд по-прежнему верен самому себе. Старые традиции, старое мышление. Возможно, эпохи проносятся мимо, а мы даже не в состоянии посчитать всех ушедших королей. Спросить самых старых львиц, сколько имён они назовут? Пять? Десять? А до них? Никто не вспомнит, да и не захочет. Когда уйдём мы, от нас тоже ничего не останется, даже памяти. Наши имена забудут, как и всегда. Мы не оставим после себя ни деяний, ни знания, а без них, разве может быть память? Как запомнить бесконечную череду львов, если каждый из них от рождения до смерти не знал иного дела кроме охоты и продолжения рода. Сотни львов сливаются в бесконечную и бессмысленную череду по имени "прайд", эдакую гидру без лица и внешности. Прайд должен жить. Прайд должен охотиться. К чему вам новая королева, если она ничем не отличится от старой, ровно как и от той, что будет после неё? Десять лет, или пятнадцать, и вот: другие львы будут так же стоять на этом месте замыкая очередной круг. Неужели нету выхода?
Кругом раздались голоса, похоже, что совет вступил в свою кульминацию, и теперь отовсюду слышалось одно и то же имя. В какой-то момент из толпы показалась целительница, выслушивая одно мнение за другим, она, наконец, поравнялась с Саяном. Когда взгляды их встретились, лев лишь в очередной раз улыбнулся, пожимая плечами, приняв тем самым общее мнение, мол что тут ещё говорить.
- Что ж, по крайней мере единодушия прайду не занимать. Надеюсь, в своей преданности Сару они будут не менее яростны, чем в желании переложить всю ответственность на её плечи.  - Сказав так, он покинул пещеру, по пути отметив, лишь, что  их координатор тоже не сильно увлечён ходом голосования. Взглядом указав тому, на ночную тундру, лев ступил в холодные объятия севера.

minuit machine - comedown
Вещает травница. Словами вычурными и громкими, в них скрывается суть, но у меня не получается ее уловить. Ее речь скользит около ушей моих, образы сменяют друг у друга у самых глаз... И толку в этом нет, и смысла в этом нет. Не складываются в единый текст ее предложения. Я низко голову опускаю, лопатки же вверх поднимаются, вглядываюсь в целительское то ли уставшее, то ли отрешенное лицо. Чувств в ней никаких не видно, ее не будоражит, она не предвкушает чего-то великого. Я вздыхаю, и пар тут же у рта собирается, растворяется после в холоде.
Вещает травница. А единственная мысль, что в голове моей застыла, о том, как Он бы мог пасть свою широкую открыть и всех нас, всех нас с пещерой этой и проблемами нашими жалкими, про-гло-тить.
Не сразу приходит осознание, что вокруг уж отвлеклись от ораторши друг на друга и оживленно говорят. Я озираюсь по сторонам, пытаясь выловить из этих еле знакомых персон, что видятся и тут же забываются, тех, с кем ежедневно приходится блуждать по прайдным... львиным... нашим территориям, с кем по нашим территориям приходится ходить. Приближаюсь к ним осторожно, дабы не дай Бог потревожить кого-то, неаккуратно у самой шерсти воздух всколыхнуть, и невольно думается, что вот она я - страж спокойствия, вот они все - те, кто должны быть горячо любимы, те, ради кого должно хотеться жить и ради кого не страшно должно быть погибнуть... Он бы смеялся, смотря на разыгравшуюся здесь трагикомедия. О, Он смеется, смотря на дешевую эту трагикомедию!..
Не запоминаю имен тех, с кем хожу, зато длина шерсти, цвет глаз и голоса тембр глубоко засели. Эмоций их тоже не помню, характеров, чувств - ничего. Только какие-то незначительные внешние признаки, на которые и не смотрит никто, но по ним ориентируюсь и нахожу. Они увлечены. Внимания почти что не уделяют, это и ладно, это и хорошо. Страшно вступать в их разговор, никому не нужно знать моего мнения, жалкого мнения, которое постыдно и вслух сказать. Остаюсь рядом, достаточно близко, чтобы в любой момент подойти к целительнице, сказать ей имя... Великая глупость была назначить меня на эту роль. В прайде никто не знает толком, каждый будет разглядывать внимательно. Я предвкушаю их острые взгляды-иголки, что будут обкалывать бока. Становится тошно. Я вновь сжимаюсь, а сердце бьется так, словно, словно... "словно выпрыгнет из груди" говорят, пусть так, пусть так.
Амади идет от группы охотников прямиком к травнице. Сводит живот от накатившего волнения. Я оглядываюсь на патрульных, крича им немо о спасении, но они будто не видят этого. Возможно, попросту ненавидят меня в душах своих, хотят отправить на эшафот, и я их понимаю, ох, впервые их понимаю, как же понимаю!.. Шевелятся их губы, они говорят мне имя. Я не слышу, нет слуха, он отказал, ушел, покинул... Надо идти вперед, все ждут. Главное, чтоб не нашли сейчас, не впились взглядами своими злостными, пока я неподвижна. Идти, идти, идти... Миллион раз в голове и ничего на деле. Я не чувствую лап, не чувствую, что встаю, не чувствую, что перебираю ими как подобает, но становится ближе и ближе целительница, ближе и ближе... Опускаю голову и убеждаюсь, что правда мое тело, правда в нем я до сих пор, и само оно кончает с тем, что сделать не могу я. И я знаю сейчас, я точно знаю - Бог не покинул меня. Бог здесь.
Я поднимаю голову вновь. Передо мной, прямо передо мной, не более чем в метре, стоит та, что ведет никчемную эту церемонию. Наши взгляды встречаются. Травница все так же спокойна. Мне кажется, будто в ее взгляде холод, но это становится безразличным. Надо произнести одно лишь имя, но в голове их нет, ни одного не осталось. Вот уже передо мной не целитель, а все патрульные в полном составе открывают и закрывают свои рты, словно рыбы, коих Он вытаскивал на берег из бурной реки. Я смотрела подолгу на тех рыб, пока губы их не переставали шевелиться. Они говорили со мной. Иногда мне казалось, что я их понимаю...
- Са-ру.
Два слога. Все, что могу я сделать для них всех сию секунду и всегда. Меня отпускает волнение. Я пячусь сначала, затем поворачиваюсь уже спиной к целительнице и хочу выйти вон из пещеры, но там, у выхода, толпится страшное количество охотников. По ним скользит взгляд, и как только я нахожу Амади, тут же, надеясь, что она меня на различила среди массы других, я стараюсь убраться вглубь серой свой клетки. Забиваясь в угол, я наконец вдыхаю спокойно холод с каменных стен и медленно моргаю. Это кончилось. Сейчас добрая половина прайда отчалит на охоту, а я смогу уйти. Сбежать.
Перед глазами все еще ледяной взгляд травницы. И чем больше пролетает секунд, тем кажется мне боле, что в глазах ее читалась ласка. Но это... это тоже совершенно, совершенно все рав-но.

Отредактировано Дизорьенти (26.02.2015 23:34:18)

Сару стояла около стены совершенно одна. Полная самых противоречивых эмоций, которые прекрасно отражались в темном янтаре глаз. Львица не боялась их показать. Напротив, она искала поддержки, она искала того, кто быть может окажется сильно ближе к ней, кто поймет волнение.
Бархатный, еще совсем юный голос Унны раздался совсем рядом. Желающая, но будто бы не ожидавшая поддержки, Сару вздрагивает и смотрит на гривастую самочку, что подошла к ней. И пускай она не сказала абсолютно ничего, что могло бы подбодрить, её голос и участие для молодой королевы сейчас были важнее всего. Будто невидимую подпорку для неустойчивой конструкции вбила Уннара своим вопросом. Сару не могла сдержать улыбки, чуть потянула уголки губ, мурлыкнула и сделала шаг по направлению выхода из пещеры, желая и впрямь уединиться с младшей сестрой.
Но планам львиц было не суждено сбыться. Довольно громкий голос острым когтем отсек все надежды на спокойствие. Маленькие ушки дернулись и прижались к голове, Сарутея обернулась, слегка нервно дернула кончиком хвоста, но подошла.
Она смотрела в пол, разглядывая мельчайшие трещины в пещере, вдыхая запах сородичей и подергивая шкурой. Она не хотела смотреть на Иттер, не хотела смотреть ни на кого другого.
- В чем толк? Они семья мне, но ни один из них не хочет, не готов поддержать... Быть может, я для них чужая. Ну, а как же Саян?- в груди что-то защемило, но она все равно не обернулась на косматого льва, лишь зажмурилась, поводя ушами в сторону говорившей, прислушиваясь.
- Спасибо,- тихо проговорила львица, а затем морду её озарила улыбка. Глаза, будто до сего момента были тлеющими угольками, теперь вспыхнули новым, светлым огнем. Сару выпрямилась, подняв голову и продолжая открыто улыбаться.
- Я не буду спорить с Советом, и раз вы считаете, что я достойна, то все, что остается мне сделать - так это прислушиваться к вам и править если не лучше, то уж во всяком случае не хуже Ухуры,- самка говорила без помпезности и излишней гордости. Она говорила так, будто благодарна всем своим сородичам за оказанную честь. Она говорила с искренним блеском в глазах и легкой дрожью по спине.
После её слов охотники двинулись в тундру, за добычей. Сару же осталась в пещере. Еще ни разу при ней не происходило подобных церемоний, а потому она не представляла, что делать в таких ситуациях.
Поймав на себе взгляд младшей сестры, она вдруг вспомнила, что именно с ней собиралась выйти на свежий воздух. Легко поднявшись на лапы, покинула пещеру вместе с гривастой Унной.
Они отошли чуть дальше от входа, сели. Оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что никого рядом нет, королева ткнулась мордой в плечо вестницы.
- Пожалуйста, обещай, что не бросишь меня. Так тяжело. Стоя там, ощущение было, будто я преступница, изменщица Прайда. И все они будто ненавидели меня. Хотя нет, всем им было плевать на меня и мою судьбу, понимаешь?- горячо зашептала львица. Эмоции её были на пределе и она знала, что нужно с кем-то поговорить. По очерченным пятнами следам на морде прошлись капельки слез, моча шерсть. Холод последних дней осени щекотал за ребра и покалывал лапы, но Сару будто этого не чувствовала. Она пылала изнутри и снаружи. Ей нужно было выплеснуть и погасить тот огонь, что жег душу и заставлял окружающих обманывать улыбкой.

Сонный и злобный взгляд золотистых глаз Соло небрежно проносился по всем присутствующим. Какая ужасная масса. Они не успели забыть тепло прежней королевы, как с улыбкой бегут друг к другу, чтобы выбрать новую. На самом деле все они напоминали не более чем стайку шакалов, что бегали вокруг да около этого места - места падения своей жертвы, каждый жадно отрывал от нее по куску, злился и рычал на ближнего. Да, до такого, конечно не доходило, но родоначальник каждой улыбки оскал. Хвост медленно перетек из состояния покоя в возбуждение, поднимая кончик вверх, затем плавно переваливая его на бок. Так могло продолжаться вечно. Воздух смердил кучей львов, засорял разум Ренегата, его мысли и ощущения, заставляя уподобляться сброду. Лев вальяжно встал, затем потянулся, даже не вспоминая о правилах приличия, после чего  вновь громко зевнул. Шершавый язык прошелся по носу и усам. Безмятежность так и витала вокруг его фигуры, он был совершенно спокоен и совершенно недоволен.
Конечно, ему даже не нужно было подавать свой голос, чтобы прайд определил победителя в этом конкурсе. Что же выпадало победившей стороне? Львы, земли... и бонусом ко всем был Соло и его отношения ко всем и каждому. Его противный характер изгоя, несносное поведение а так же, скорее всего, неподчинение. Лев осмотрел Сару. А ведь совсем недавно он спас ее лоснящуюся шкурку от водяного плена. От смерти." Нужно ли было это делать? Может и правда не стоило искушать судьбу и предоставить все на самотек? Это как первое испытание юной королевы. Выживет - будет править, не выживет - ну и водоем с ней." Ренегат нахмурился, смотря на ее поведение. Она совсем не готова быть королевой. "Куда уж ей? Молода, неопытна. Хотя... вокруг так много тех, кто ей поможет. Целый прайд." Тяжелая морда опустилась ближе к земле, шерсть на загривке ощетинилась. Он вновь принял свой облик, словно принимая свою смерть.
Мимо прошел Саян, но Ренегат даже не подал виду, что заметил его. Он желал остаться и еще раз взглянуть на торжество новой королевы. Все попахивало дичайшим сарказмом. Он незримо усмехнулся, стряхнул с себя хвостом пыль сна и пошел прочь из пещеры. Нечего было здесь больше делать. Последний взгляд как никто другого предопределил судьбу всего прайда. Сегодня отличная ночь для охоты. Холодная, как сама смерть, приятная и будоражащая кровь. Когти выступили наружу, нещадно царапая пол грота. Приятное возбуждение пробежало по спине, вздымая шерсть вдоль позвоночника. На морде Соло не было приятного выражения, которое творилось у него в голове. Он решил как можно быстрее покончить с местопребыванием, поэтому стал набирать темп. И вот, через секунд пять он уже рысцой бежал из грота, одаривая рыком зова каждого охотника. Он был главным и даже сейчас, после смерти Ухуры, он не отстутпится от своей должности. Будет драться до конца. И теперь, на каждый рык в ответ он готов дать по морде. Но.. что скажет Иттер? Правда, когда его интересовало ее мнение? После того шрама на морде с поляны? Возможно. Она была бы против такого. Но Кане никогда не будет членом прайда. Чего уж теперь ожидать?

Последнее слово сказано, так что теперь дело лишь за тем, чтобы дождаться, пока освободиться Иттер и попросить у неё помощи. Дальше придётся плестись на охоту, дабы празднующие коронацию могли набить себе брюхо и забыть обо всём, что их волновало, провалившись в глубокую дремоту. Ди сама была бы не против закинуть себе чего-нибудь в урчащий желудок, однако перед этим ей нужно это самое «что-то» поймать. А что бы это «что-то» поймать  нужно выйти из уютной тёплой пещерки и ворваться в объятия холодного осеннего ветра, пробирающего до мозга костей. Он будет теребить шерсть, взметая густую гриву, а глаза начнут неприятно слезиться от его безжалостных порывов.
Ох, отвратительно, безнадёжно, пусто. Слова летят, не останавливаясь в головах, не задевая души, не трогая сердца. Мозг не утруждает себя размышлениями над ними, безжалостно отгоняя прочь ненужную информацию, прозвучавшую не единожды в устах оратора. Пафосная речь, закрытая для чувств истинных и сокровенных. Кому она нужна? Отнюдь не для того, чтобы усладить слух и вселить надежду. Нет, не таково её предназначение. Доносится она лишь по той причине, глупой и бессмысленной, которая заведена издревле. Личностями, желающими выказать своё превосходство и власть. Они были пусты внутри и глупы. Глупы в своём уме, жаждущем повелевать низшими существами, такими же глупыми, как и они сами. Отвратительно, низко, горько слушать ту речь, что придумали глупые. Пора закрыть уши.
Глаза быстро метнулись в сторону выхода, когда безумная толпа, счастливая и заскучавшая от этих почестей, настойчиво вырывалась из «зала» церемонии. Одно движение и львица отпрыгнула вглубь пещеры, уворачиваясь от бесчисленных лап и хвостов, которые опасно взлетали в воздух, подминая под себя тех, кто маневрировать не успевал. «Дикие. Как будто не вместе живём» - тень усмешки пробежала по морде Амади, быстро сменившись на ту мину, которая красовалась на ней во время всего события, не уступая места эмоциям.
В этой толкучке найти сестру было невозможно, и львица с тоской отмечала для себя, что не сможет встретиться с ней до принятия пищи. Подобное положение вещей её вовсе не радовало, так как любое слово, сказанное в её адрес, могло послужить хоть каким-то толчком к сближению. Сближению, которое казалось несбыточной мечтой, неумолимо ускользающей всё дальше с течением времени. Ди тяжело вздохнула, намереваясь отойти подальше от потока львиных спин, не подставив под удар больную лапу. Та очень недвусмысленно напоминала о своём положении, отдавая в плечо резкой болью при неосторожном шаге или слишком резком движении. Морщинки на носу то и дело становились всё глубже, когда львица щурилась и тихо шипела, пробираясь к травнице, всё ещё стоявшей на месте своего выступления.
- Иттер, не претворяйся, что не видишь меня. Я поскользнулась. Да-да, знакомая история, – в этот момент Ди неприятно поморщилась, сквозь зубы сплёвывая слова, - И порезалась об лёд. Так что дай мне что-нибудь поскорее, иначе Прайду придётся жевать траву вместо сочной тушки.
Медицинская процедура не длилась дольше минуты. Амади вовсе не разбиралась в травах, так что и особо не задумывалась над тем, что с ней творила травница, старательно колдуя над порезанной лапой. В груди возрастало нетерпение, которое стремилась вырваться наружу. Скорая охота и долгожданная еда подогревали его, заставляя львицу переступать с лапы на лапу, мешая Иттер выполнять свою работу.
Но и это закончилось. Львица вступила в холодную ночь, вдыхая воздух и оглядывая горизонт и уходящие вдаль равнины. Где-то там плескались волны моря, омывая пески. С ближайшей возвышенности послышался громовой рёв, оповещающий о том, что координатор готов к исполнению своих обязанностей. Амади подняла глаза вверх, ища знакомую фигуру. Ренегат стремительно двигался по протоптанной тропке, не поднимая головы. Рядом, на почтительном расстоянии, шёл Саян. Львица закрыла на секунду глаза, а потом сорвалась с места, утопая в ночи.